– Может быть, потому, что мне интересно?
– Мама в порядке. Два года назад вышла замуж. Счастлива.
– Хорошо. – Он кивнул.
– Габриэль, если вы таким способом пытаетесь загладить вину…
– Нет, – резко оборвал ее Габриэль. – Черт побери, Брин, у меня нет абсолютно никакого повода испытывать вину. Сожалею ли я, что отчасти виноват в том, что в вашей жизни произошли серьезные изменения? Да, сожалею. Но главный виновник – ваш отец. Сожалею ли я, что он умер в тюрьме несколько месяцев спустя? Да, конечно, – хрипло произнес Габриэль. – Но не я отправил его туда. Он сам довел себя до тюрьмы своими поступками!
Да, он говорил правду. И в глубине души Брин никогда не простила этого отцу.
– Вы поцеловали меня за день до его ареста! – словно обвиняя, напомнила она ему.
Габриэль на миг закрыл глаза, затем вновь открыл их.
– Я помню. В тот вечер я уже все знал и чуть не проговорился вам. В полиции мне приказали держать язык за зубами.
– Я не верю, – задыхаясь, произнесла она.
– Я хотел встретиться с вами, Брин. Несмотря на советы адвокатов, я пытался разыскать вас после ареста отца, во время процесса, после процесса. Я пытался, Брин! Я хотел объяснить, что никогда не желал вам зла, – пылко заверил он.
– Вы причинили мне боль!
– У меня не было выбора!
Возможно, это и правда, но Брин ненавидела Габриэля за его молчание. Ненавидела его за тот поцелуй. Ненавидела за то, что на следующий день он разбил ей сердце…
– Я не желала вас видеть или слышать. – Она покачала головой. – Вы не могли мне сказать ничего хорошего.
– Я догадался, – тихо произнес он.
Она сделала глубокий вдох.
– Что нам делать теперь?
Габриэль взглянул на нее из-под полуопущенных век.
– Решать вам! Чего бы вы хотели?
Брин хотела его – на этом мраморном столе. На диване. У стены. Ей было все равно где, лишь бы Габриэль продолжил то, что они начали тогда в машине. Брин желала Габриэля и отчаянно ненавидела себя за это. Она вновь облизнула губы.
– Я должна знать – эти последние дни нашего с вами общения были частью какого-то извращенного плана? Актом возмездия за то, что мой отец…
– То же самое могу спросить и у вас! – хриплым голосом закричал он. Его карие глаза светились от гнева, губы были поджаты, а вена на виске отчаянно пульсировала. Его тело напряглось, он разжал кулаки и схватил отставленный ранее в сторону стакан виски, чтобы одним залпом опорожнить его.
– Мои братья даже настаивают на этом!
– Тогда спросите, черт возьми, – нервно выпалила Брин.
Он настороженно посмотрел на нее.
– Хорошо. Брин, зачем вы сделали это? Зачем приняли участие в конкурсе, организованном человеком, который помог упрятать вашего отца за решетку?
Брин резко выдохнула, кровь отлила от щек: простой вопрос Габриэля словно оглушил ее. Она не была уверена, что когда-либо сможет оправиться от этого удара. Теперь разговор шел начистоту, произнесенные слова нельзя будет взять обратно.
Она старалась не смотреть в его глаза, полные гнева.
– Хотите правду?
Жилка пульсировала на виске.
– В сложившихся обстоятельствах другого варианта я не приемлю.
Брин кивнула:
– Я была в отчаянии. Я – неизвестная художница. Больше всего на свете я хотела добиться признания, и лучший способ – выставить свои работы в самой престижной частной галерее в Лондоне.
– Спасибо, – насмешливо произнес он.
Его откровенный сарказм взбесил ее.
– Я констатирую факт, а не раздаю комплименты.
Габриэль знал это. Знал, что она целеустремленная, напористая и гордая. Он восхищался этими ее качествами.
– Вам ни к чему делать комплименты мужчинам, – протянул он, вожделенно поглядывая на бутылку виски и ставя пустой стакан на барную стойку. Взрывной характер Брин заставил бы любого мужчину рано или поздно потянуться к бутылке. При этом Габриэлю необходимо было сохранять ясность мысли.
– Итак. – Она подошла к большому окну и, засунув руки в задние карманы джинсов, повернулась спиной к Габриэлю. – Поверьте, если бы не это, я бы никогда и близко не подошла к вам или вашей галерее!
Габриэль поморщился.
– Может быть, все-таки лучше говорить правду?
– Что вы хотите, чтобы я сделала, Габриэль? – натужно продолжила она. – Молча отменила заявку на участие в выставке?
– Я уже сказал, что нет, – резко ответил Габриэль.
Она медленно обернулась.
– Тогда какие у меня есть варианты?
Это был хороший вопрос. Решившись положить конец фарсу, Габриэль раз за разом проигрывал в голове возможные сценарии этого разговора на обратном пути из Рима. Получалось только два возможных развития событий. Первый, без сомнения, лучший для Брин: они продолжат деловые отношения, о которых договорились ранее, и в следующем месяце она продемонстрирует свои работы в галерее. Второй вариант неприятный для Габриэля – Брин уйдет прямо сейчас, из галереи, с выставки, из его жизни. Был еще третий вариант, который нравился Габриэлю, – Брин продолжит подготовку к выставке, и они решат похоронить прошлые обиды! Последний вариант казался Габриэлю нереальным, особенно после откровенного заявления Брин.
Он поджал губы.
– Что у вас с Эриком?
Брин моргнула, вновь заставив его любоваться длинными темными ресницами.
– Не поняла?
Уехав в Рим за двумя маленькими фресками для галереи «Архангел», Габриэль мыслями постоянно возвращался к Брин и не мог сконцентрироваться на цели своей поездки. А в самолете по пути обратно в Англию он пытался воспроизвести в голове будущий разговор с ней. Заскочив в галерею на несколько минут, чтобы оставить в кабинете кое-какие бумаги, он собирался отправиться к дому Брин, однако с удивлением узнал от секьюрити, что мисс Джонс и мистер Сандерс по-прежнему в здании. Мрачное настроение Габриэля не улучшилось, когда, спустившись в хранилище, он увидел Брин и Эрика, непринужденно и весело общающихся друг с другом. Эрик даже пригласил ее посидеть в баре после работы!