– Он передал мне.
Брин не могла долго выдерживать пристальный взгляд Габриэля.
– Тогда не понимаю, почему ты здесь.
Он напрягся и резко подался вперед, крепко взяв ее за руки. Его ноздри гневно раздувались. Брин инстинктивно дернулась назад, стараясь высвободиться, но он не позволил ей сделать это.
– Я здесь, чтобы закончить разговор, начатый неделю назад.
Она заговорила умоляющим тоном:
– Габриэль…
– Брин, не пытайся вытравить мысли обо мне или о том, что мы больше никогда не увидимся, – рассерженно предупредил он, – потому что, уверяю тебя, это бесполезно. Я не позволю этому случиться.
Она еще раз попыталась высвободить руки, и снова безрезультатно. Сглотнув ком в горле, Брин произнесла:
– Я не понимаю, о чем ты…
– Прекрасно понимаешь, – фыркнул Габриэль.
Румянец выступил на ее щеках. Она прошипела:
– Габриэль, не устраивай сцену.
Несколько человек за соседними столиками бросали любопытные взгляды в их сторону, очевидно почувствовав резкость в голосе Габриэля.
Он мрачно улыбнулся:
– Мы бы сейчас об этом не говорили, если бы ты не была такой трусихой и пришла в «Архангел» несколько дней назад.
Она ахнула:
– Я же сказала: у меня было очень много работы в кафе.
– Так много, что даже не выдалось свободной минутки на звонок своему любовнику?
– Габриэль! – раздраженным тоном предостерегла она, вырываясь наконец из его рук. Она оглянулась вокруг и в ярости посмотрела на него. – Ты не мой любовник!
– Так близка ты не была ни с одним мужчиной, – безапелляционно констатировал он.
Как Брин жалела, что рассказала ему так много!
Габриэлю и самому не нравился этот разговор. Но за эту неделю он так был измучен ее молчанием, что, казалось, не мог теперь отказать себе в удовольствии пощекотать ей нервы.
Просто снова видеть Брин, наблюдать, как она читает журнал в глубине кафе, любоваться ее розовыми щечками, длинными пушистыми ресницами, шелковистостью воинственно торчащих прядей оказалось достаточным, чтобы у него перехватило дух. В джинсах при одном только взгляде на нее стало тесно.
Но в этот раз он не позволит Брин снова его отшить.
– Во сколько ты сегодня заканчиваешь? – спросил он.
Она моргнула.
– Габриэль…
– Мы поговорим об этом либо в моей квартире сегодня вечером, либо здесь и сейчас, но обязательно сегодня вечером, – заверил он ее.
Она отрицательно покачала головой:
– Я устала, Габриэль.
– Думаешь, я не устал?
Она болезненно поморщилась:
– Я не понимаю.
– Я не очень хорошо сплю всю эту неделю, так как ожидаю твоего решения относительно нашего дальнейшего общения.
– «Нас» нет, – устало вздохнула она.
– Боюсь, у тебя проблемы с памятью.
Она покачала головой.
– После своего возвращения я ни разу тебе не позвонила. Разве этот факт не говорит сам за себя?
Габриэль невесело улыбнулся:
– Это говорит о том, что ты просто трусиха, вот и все.
Она вздернула подбородок.
– Ты второй раз подряд называешь меня трусихой, и мне это не нравится.
– Тогда докажи, что это не так, и дай согласие на свидание сегодня вечером.
Брин с жалостью посмотрела на него:
– Мы не дети, чтобы доказывать свою смелость, Габриэль.
– Именно поэтому тебе и стоит перестать вести себя так глупо. – Его глаза сердито блестели. – Я никуда не уйду, Брин, и не собираюсь делать вид, что на прошлой неделе между нами ничего не произошло. Произошло, Брин. Признай это.
Брин давно уже осознавала свою полную неспособность сопротивляться этому мужчине. В тот вечер именно Габриэль первым прервал их ласки – сама она была уже не в состоянии. И сегодня ей вновь хватило одного только взгляда на него, чтобы понять, что она по-прежнему хочет его.
Она поджала губы.
– В сложившихся обстоятельствах это был бы джентльменский поступок.
– Брин, оскорблениями ты не прогонишь меня, – спокойно заверил он. – Это слишком важно для нас обоих. Эта неделя в ожиданиях и догадках была нестерпимо мучительна. – Он нервно провел рукой по своим волосам.
Она пристально посмотрела на Габриэля, заметив мешки у него под глазами на слегка осунувшемся лице. Брин стало ясно, что для Габриэля эта неделя тоже была нелегкой.
– Габриэль, почему ты не согласишься оставить меня в покое? – простонала она.
– Потому что мы должны попробовать нормально общаться, – упрямо не сдавался он. – И я не собираюсь отказываться от этой возможности.
Она покачала головой:
– Когда-то мы уже попробовали. У нас не получилось.
– Все может измениться. – В его глазах застыла боль, когда он потянулся через стол, чтобы снова взять ее за руки. – Ты говорила с мамой?
– О тебе?
– Естественно, не обо мне, – сказал он в ответ на ее удивление. – Но она подтвердила тебе то, что я говорил о твоем отце?
– Даже если подтвердила, то что? – Ее щеки зарделись, и она старалась не смотреть ему в глаза. – Ничего не меняется от того, что я узнала, кем был мой отец и что он натворил.
– Это означает, что мы можем больше не возвращаться к теме прошлого. Его нельзя отменить или переделать, потому что оно уже было, но, если мы… если мы хотим быть вместе, мы должны распрощаться с ним. А я хочу тебя, Брин, и дрожь твоей руки от моего прикосновения подтверждает то, что ты тоже хочешь меня. – Он крепче сжал ее дрожащие пальцы, словно боясь, что она вырвет руку. – Сейчас важно только это.
– А потом? Что потом, когда страсть пройдет, Габриэль? – В ее глазах заблестели слезы. – Что будет с нами?
– Почему ты думаешь, что страсть пройдет?