– Ты правда этого хотел? – Его признание безумно взволновало ее.
Он пожал плечами:
– Меня и тогда влекло к тебе. Как и сейчас влечет.
Брин презрительно фыркнула:
– Пять лет назад я была полноватым неуклюжим подростком в роговых очках.
А он уже тогда был стройным и элегантным мужчиной, таким же дьявольски красивым, как и сейчас, и от этого у нее по-прежнему перехватывало дух.
Он кивнул.
– А сейчас ты стройная стильная девушка и носишь контактные линзы?
Она рассеянно кивнула:
– Только рисовать я по-прежнему предпочитаю в очках, которые ты вернул мне на прошлой неделе.
– Брин, пять лет назад ты не была полненькой, а фактурной, – с жаром заверил он. – А глаза в тех очках были так же ослепительно красивы, как и сейчас.
Она отмахнулась:
– Габриэль, мы отклоняемся от темы.
– От какой темы?
– Я думаю, как будет страдать моя мама, если я скажу, что снова встретилась с тобой, не говоря уж об этом… этом влечении между нами. Дальше так продолжаться не может.
Габриэль поднял глаза:
– Ты не знаешь, как отреагирует твоя мама.
Брин недовольно нахмурилась:
– Не обманывай себя, Габриэль, и представь, как пройдет этот разговор: «Ой, кстати, мама, угадай, с кем у меня был секс пару дней назад. С Габриэлем Д’Анжело. Как это странно!»
Габриэль резко втянул воздух ртом и вскочил. Взяв свой бокал, сделал глоток: он не собирался уступать, не собирался сдаться без боя после того, как целую неделю страдал от неопределенности.
– У нас не было секса, Брин, хотя мы были близки к этому. Просто обстановка могла быть чуть более… подходящей.
Она покраснела еще сильнее:
– Ты даже и не попытаешься посмотреть на ситуацию с другой стороны?
Он напрягся:
– Я не собираюсь отпускать тебя только потому, что ты думаешь, что твоя мама может расстроиться из-за нас.
– А ты не думал, что я ухожу потому, что мне самой не нравится то, что между нами происходит?
Он прищурился.
– А тебе не нравится?
– Нет!
– Почему?
Она раздраженно покачала головой.
– Габриэль, я знаю, ты умный человек.
– Благодарю, – иронично произнес он.
– И как умный человек, – твердо продолжила она, – ты должен знать, как невыносима мне вся эта ситуация. Подумай, мой отец сел в тюрьму за попытку обмануть тебя и твою семью, – с раздражением добавила она, когда он не ответил.
– Я в курсе того, что случилось пять лет назад. – Он мрачно кивнул.
– Тогда ты должен понимать – для тебя самого сложившаяся ситуация непроста.
– Я очень сожалею, что оказался в неправильном месте в неправильное время, – неохотно признал он. – Но твой отец принес картину в «Архангел» по случайному совпадению. В то время лондонской галереей руководил я, а не Микаэль или Рафаэль. – По этому поводу Габриэль тоже долгое время сожалел.
Правда, если бы не жадность ее отца, он не встретился бы с Брин тогда, пять лет назад.
Она взмахнула длинными ресницами.
– Ответь мне, для тебя имеет значение, что я дочь афериста?
– Конечно нет. И твое недоверие по этому поводу до сих пор мешает тебе наладить со мной контакт.
Это была правда. Еще месяц назад она ненавидела Габриэля Д’Анжело за ту роль, что он сыграл в судьбе ее отца, а неделю назад она была противна сама себе, позволив поддаться ласкам Габриэля. Она все еще была подавлена событиями прошлого, но из разговора с матерью она узнала о том, что их с отцом семейная жизнь в то время уже дала трещину. Мэри знала, что у нее с мужем нет будущего и его аферы вскоре приведут к краху. Поговорив с матерью, Брин получила уверенность в том, что ее отец не прислушался к советам Габриэля и решил сообщить о существовании картины прессе, после чего все вышло из-под контроля.
Все эти обстоятельства представили ситуацию в другом свете. В детстве Брин просто боготворила отца. Но сейчас, повзрослев, она осознала, что он был отнюдь не идеальным мужем и отцом. Конечно, Габриэль был причастен к злоключениям отца, но он лишь случайно оказался участником его глобальной аферы. Но роль Габриэля во всей этой истории делала невозможными отношения между ними сейчас.
Невозможными их делали чувства Брин к Габриэлю. Пять лет назад она была ослеплена дьявольской красотой Габриэля Д’Анжело. Снова встретившись с ним, узнав его так близко, она осознала, что тогда это было не просто слепое увлечение. Она полюбила его и любила до сих пор. Именно по этой причине другие мужчины были ей не интересны. Да и кто может соперничать с Габриэлем Д’Анжело?
Из-под полуопущенных век Габриэль увидел, как Брин поставила ноги на пол и выпрямилась в кресле. Лицо ее выражало безразличие.
– Скажи мне, что ты сейчас думаешь о наших отношениях? – тихо произнес он.
– Я сейчас не думаю о нас, – холодно сообщила она.
Он напрягся.
– И нам не нужно снова встречаться наедине, – твердым тоном продолжила она. – Габриэль, ты попросил, чтобы мы поговорили, и мы сделали это. Я сказала, что именно чувствую. – Она вздернула подбородок. – И если что-либо из сказанного заставит тебя передумать и снять мои работы с выставки, то, значит, так тому и быть! – с вызовом добавила она, поднимаясь из кресла.
Габриэль расстроенно посмотрел на нее, понимая, что Брин умышленно отталкивает его, но он не представлял, как пробиться через выстроенную ею оборону.
– Я не передумаю, Брин, – мрачно заверил он. – Наши соглашения остаются в силе. – Он говорил таким же вызывающим тоном.
Она настороженно посмотрела на него.
– Что это значит?
Габриэль иронично посмотрел на нее:
– Это значит, что ты не очень хорошо знаешь меня, если полагаешь, что я просто так оставлю тебя. Это означает, – твердым тоном продолжил он, чтобы она не прервала его, – что на протяжении двух недель перед выставкой я буду требовать, чтобы ты появлялась в галерее хотя бы раз в день. Это означает, что ты можешь попытаться убежать от меня, от нашего взаимного влечения, но на протяжении следующих двух недель я не позволю тебе просто игнорировать меня.